Я тебя никому не отдам
Источник: pravoslavie.ru
Рассказ
Валерий Серяков
Из Пензы возвращался поездом. Сто лет не ездил в поездах. Даже не представлял, каким крутым и технологичным стал сейчас обычный купейный вагон. Место привычного огромного металлического титана у входа занял современный кулер с горячей и холодной водой, оборудованный дисплеем. На стене – сенсорный экран для получения нужной информации. Понравилось всё: наличие кондиционера, шторочки над полками, а главное – комфорт, чистота, уют.
Кроме меня, в купе ехали еще неопределенного возраста полный гражданин и не по годам ярко раскрашенная юная девица. Разговор с попутчиками не завязался. Мужчина достал из дипломата толстенный журнал и углубился в чтение, девушка оживленно с кем-то переписывалась в смартфоне. Я смотрел в окно на пробегавшие мимо лесопосадки.
Июльский день клонился к вечеру. Готовящееся скрыться за деревьями солнце красной краской рисовало на небосводе странный пейзаж: плывущую в тумане бесконечную равнину с торосами, впадинами, зарослями кустарников. Облака на заднем плане превратились в горы, сопки. Быстро смеркалось. Панорама небесной долины темнела, уменьшалась в размерах и, наконец, растаяла совсем. Ехать предстояло долго, скучно, неинтересно.
Тук-тук! Дверь в купе приоткрылась снаружи, и заглянувшая миловидная пожилая проводница спросила:
– Чай будем, пассажиры?
Будем, будем, как не быть…
***
Попили чаю с соседом. Порадовался, как добрым знакомым, круглым тонкостенным железнодорожным стаканам в мельхиоровых подстаканниках со штампованными узорами, оттопыренными вычурными ручками. Да и темно-янтарный напиток из залитого кипятком пакетика оказался на вкус точно таким, как во времена моей командировочной молодости, столь же крепким и терпким.
Через некоторое время проводница вошла в купе, собрала деньги, унесла стаканы. Минут пять спустя вернулась с полиэтиленовым пакетом в руках. Присела на краешек скамьи, достала что-то белое, пушистое и спросила меня:
– Слушай, оцени мужским глазом. Дочке – подарок. Ничего кофточка?
Невольно улыбнулся:
– Ну, ты, мать, нашла кого спрашивать! Наизнанку выверни – я не замечу. Вон, с попутчицей нашей посоветуйся, она лучше понимает.
Проводница покосилась на пестрый наряд только телом присутствующей в вагоне, а душой полностью погруженной в виртуальный мир девушки и скептически хмыкнула:
– Да уж… Ну, теперь купила. Понравится – будет носить, не понравится – на память останется. А у тебя дети есть? Взрослые, наверно, уже?
– Двое. Дочка замужем, сын женат. Я уже дедушка – внучка растет.
– Счастливый… А моя вот дочка замуж так и не вышла. Не дождусь я, наверно, внуков, не понянчу… Дочка знаешь у меня какая? Золотая. Умница, красавица. Добрая, отзывчивая. Только счастья вот в жизни нет, невезучая.
Женщина окинула взглядом моих попутчиков. Ни мужчина, ни девушка нас не слушали, и, видимо, это устраивало собеседницу. Чувствовалось, что ей хочется поговорить, поделиться наболевшим. С посторонним, незнакомым человеком, с которым, случайно встретившись, вскоре расстанешься и не увидишься никогда, поговорить по душам бывает даже проще, чем с близкими людьми…
***
– Леночка у нас с мужем – единственная дочка. Роды у меня прошли тяжело, и больше рожать я уже не могла, поэтому вся наша любовь и нежность на ней сосредоточились. Я работала с молодости на поездах дальнего следования, супруг – в системе Газпрома. И в материальном плане у нас никогда затруднений не было – ни в Перестройку, ни в лихие 1990-е. Одевала я Лену как принцессу. Игрушек, кукол, украшений каких только не было у нее. И в Питер, и в Москву мы ее возили, и к морю Черному. В три года папа дочку читать научил. В детсаду и в школе мы на нее только радовались. С первого класса до десятого она круглой отличницей была. И по характеру – тихая, спокойная, послушная. А как перешла в десятый, так будто подменили ее.
Влюбилась Лена в парня одного. Антон, так его звали, пришел в их класс по осени. Он к нам в Нижний с родителями прибыл из Казахстана. Официально беженцами они не считались, но переехали в Россию не по своей воле, являлись вынужденными переселенцами. Не нравилась мне вся эта семья многодетная. Папу Антона я видела пару раз. Замызганный какой-то, измотанный – вечно на двух работах да на шабашках. Ни выходных у него, ни проходных. Да ещё и выпивающий, кажется, что неудивительно: от такой каторжной жизни кто хочешь запьёт. И мать – особа малопривлекательная, неухоженная, бледная. Она не работала нигде, домохозяйка.
У Антона этого имелось четверо младших братьев и сестер, и он им был не только за старшего брата, но и за няню, и за воспитателя, и за добытчика. Еще в школе учась, он по ночам какие-то вагоны разгружать ходил, чтоб копейку в семейный бюджет заработать. В 15 лет выглядел парень на все 30: высокий, крепкий, жилистый. Черты лица – жесткие, глаза запавшие, с прищуром. Чем-то похож на Егора из «Калины Красной» Шукшина. Одноклассники все рядом с ними казались несмышлеными детьми. Еще и хулиганом этот Антон оказался, как скоро выяснилось. Не знаю, как он мог Леночке понравиться, что дочка в нем нашла. Совершенно ведь разные они с ним.
У нас всегда были с дочкой очень доверительные отношения. А с какого-то момента сделалась Лена замкнутой, скрытной, стала часто уходить из дому по вечерам, под разными предлогами: то вроде бы в кино с подружками, то на какое-то мероприятие в школе. Догадывалась я, что встречается она с каким-то парнем, но когда узнала, конкретно с кем – буквально в шоке была. Пыталась с дочерью толковать тактично, намекать, что Антон – не тот человек, которого хотела бы видеть рядом с ней. Но Леночка как будто перестала понимать мои слова, и я не могла достучаться до нее. Я что-то говорю, а она молчит, молчит. И вдруг ни с того ни с сего скажет невпопад:
– Мам, а знаешь, как по-казахски созвездие Большой Медведицы называется? Жети Каракши – Семь разбойников. Или Жети Алтыны – семь золотых самородков. Тебе как больше нравится? И так, и так красиво.
– Лен, ты о чём вообще говоришь?..
Улыбается.
***
Перед Новым Годом ходила я к Лене в школу на родительское собрание. Я любила на них бывать, потому что мою дочку всегда хвалили. И в этот раз по учебе претензий к Лене не было. Но классная руководительница попросила меня задержаться после мероприятия. И когда она мне начала рассказывать про Лену с глазу на глаз, я чуть со стыда не сгорела. Антоновой мамы не было на собрании, и выслушивать нарекания пришлось мне одной.
Антон этот, как я узнала, тоже отличник. Очень умный парень. Но поведение у него – хуже некуда. Дерзкий он, своевольный, непослушный. С моей Леной они сидят за одной партой, рассаживаться отказываются, на переменах по школе ходят, взявшись за руки…
А однажды произошла дикая просто история. Класс писал контрольную по химии. И Лена, и Антон сами написали на «отлично», но в целом ребята контрольную провалили, и химичка оставила весь класс на дополнительное занятие после уроков. Антон вступил в спор: пусть, мол, остаются те, кто на «двойки» написал, а он не собирается. Напрасно учительница пыталась объяснить, что существует такое понятие, как коллективная ответственность, что и отличникам лишнее занятие не повредит. Парень стоял на своем. Типа, у него дела, некогда. Химичка сказала: не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, завучу сейчас расскажешь, куда так торопишься. И пошла за завучем. Зная наших архаровцев, уходя, заперла на ключ кабинет. Кабинет химии, между прочим, на третьем этаже! Пока учительница химии отсутствовала, Антон собрал портфель, открыл окно и выпрыгнул в сугроб. И моя дурочка сиганула за ним, представляешь! Они зашли с улицы, в гардеробе оделись – и ушли…
Впервые в жизни я на дочку кричала дома. Попало ей здорово. Но помешать ей дружить с Антоном я оказалась не в силах. Она светилась от счастья, а мне было так неприятно это видеть, я с ума сходила от ревности и обиды, что отошла для нее на второй план.
Пыталась снять с глаз дочери розовые очки. Спрашивала Лену:
– Дочка, что вы с Антоном планируете на будущее? Что он намерен делать после школы?
– Он в институт собрался, на заочное, скорее всего. Там бесплатно.
– Но его же с заочного в армию призовут?
– Ну да, призовут. Но это еще когда будет-то! Не раньше следующей весны.
– И что же, ты его будешь со службы ждать?
– Ну, естественно, буду. Отслужит – поженимся. Да сейчас служат-то год всего, мам – это ни о чем.
Я рисовала ей безрадостные перспективы их совместной жизни. Денег будет не хватать постоянно. Антон не перестанет помогать своей семье. В их доме постоянно будут братья, сестры мужа со своими проблемами, денежными затруднениями. Она все выворачивала наизнанку:
– Мама, ну если он братишек, сестренок так любит – значит, и меня будет любить всегда! А деньги – это же не главное.
Смотрю на нее и думаю: «Бедная ты моя девочка наивная, как ты жить-то будешь, чистая душа, что тебя ждет?..»
А однажды Лена мне сказала:
– Мамочка, не старайся рассорить меня с Антоном. Все равно не получится. Он меня никому не отдаст…
***
На выпускном Лена танцевала с Антоном. Школу оба окончили с золотыми медалями. Дочка готовилась к поступлению в медуниверситет, целыми днями корпела над учебниками. А по вечерам убегала на свидания. Антон сразу по окончании школы ушел работать на железобетонный завод. Поступили оба – Лена в медицинский свой, причем на бюджет, он – по результатам ЕГЭ в строительный ВУЗ, на заочное отделение, поскольку на дневном учиться у него средств не было. Встречаться они так и продолжали почти каждый день. Пролетела осень, прошла зима, весна бежала. Великий пост заканчивался. В Великую Субботу занималась я стряпней на кухне, готовилась к Пасхе. Из нас тогда в церковь еще никто не ходил, но на праздничный стол я, как всегда, куличей напекла, котлет нажарила, всяких вкусностей, салатов понаделала. Леночка вернулась из универа. Разделась, зашла на кухню, подойдя, чмокнула меня в щечку. Постояла немного рядом и вдруг говорит:
– Мам, а меня завтра сватать придут.
И вышла. А я села на стул, лицо в ладошки уткнула и расплакалась. На Пасху – сватовство. Ну, где такое видано? У всех людей завтра – праздник, у меня одной – горе.
***
Антон с матерью пришли не с утра, а ближе к обеду. Не было ни сватов, ни сватовства, как такового. Отец жениха тоже не пришел – работал в смену. В общем, все не по-людски. Пригласили мы с мужем гостей дорогих за стол. Попили чаю, перекусили. Антона мать говорит:
– Вы простите, хозяева, мы не знаем, как полагается свататься, какие слова говорить принято. Скажу, как получится. Наши ребята любят друг друга, дружат давно. Прошу вас отдать Лену замуж за Антона.
Муж мой отвечает:
– Сам всех этих прибауток про «наш товар, ваш купец» не люблю. Если Лена не против, то и мы не возражаем.
Я свое слово высказываю:
– Конечно, как сами ребята решили – так и будет пусть. Мы, со своей стороны, все, что от нас зависит, сделаем для их счастья. Свадьбу сыграем, как положено, ничего не пожалеем для любимой дочки. Квартиру Лене мы купим, жить им будет где. И денежкой будем поддерживать будущую семью…
И вдруг понесло меня, как будто за язык кто потянул. Обратилась я к Антоновой матери:
– А вы, сваха, как собираетесь помогать молодым?
Она отвечает:
– Да сама знаешь, как мы живем. Какая от нас помощь…
Не знаю, что на меня нашло. Закипела во мне обида горькая, застучала кровь горячая в висках. Встала я, руки в боки уперла, да и высказала всё, что думала, об их семейке:
– Да как вам не стыдно! Для того ли я единственную дочку растила, холила, нежила, одевала, наряжала, чтобы за первого встречного замуж выдавать? Мы будем помогать, а вы всей семьей – на шее сидеть у молодых?
Муж меня за руку дергает:
– Ты что несешь, с ума сошла, что ли?
Лена кричит:
– Мамочка, перестань! Опомнись!
Антон встал, молча, не говоря ни слова, взял мать за руку, поднял из-за стола и повел к двери. Ушли они. Муж в свой кабинет удалился, дверью хлопнул. У Лены истерика, она к себе в комнату убежала, закрылась на ключ. А я сижу одна за столом и думаю: «Что ж я натворила-то? А может, и к лучшему, что так вышло?..»
***
Больше Лена с Антоном не встречались. Вечерами дочка сидела дома, не ходила никуда. Отношения у нас разладились полностью, долго она со мной не разговаривала вообще. В конце мая Антона забрали в армию, на проводы Леночка не ходила. Как мы слышали, служить он попал далеко, на восток от солнца, на запад от луны, у прекрасного озера Байкал. Дочка со временем немного успокоилась, стала в себя приходить. Иногда мы уже могли обменяться парой фраз. Неожиданно приходит ей на смартфон СМС: «Лена, я в Москве, в военном госпитале. Если хочешь застать меня живым – приезжай. Антон».
Тут мы с ней обе в слезы! Побежали вместе к родителям Антона. Его мама собиралась ехать в Москву. Леночка хотела было с ней, но та сказала: «Доченька, я сама сначала, одна, съезжу, узнаю, что и как. А ты уж потом съездишь». Только никакого «потом» не было. Воинская часть, в которой служил Антон, была задействована где-то в тушении лесного пожара. Случилось так, что в густом дыму на него наехал бронетранспортёр и раздавил буквально. До Москвы солдата успели довезти самолетом, но спасти в госпитале не смогли: травмы оказались несовместимы с жизнью.
Как же Лена кричала, когда узнала! Я думала, у меня сердце лопнет от страха за дочь. Голос у неё после этого пропал совсем. Мы боялись, что это на нервной почве, но врач в областной больнице, где она лежала, мне сказал:
– Нет, матушка, нервы тут ни при чем: у твоей дочки разрыв голосовых связок. Но она навсегда может остаться немой, ее необходимо срочно оперировать, иначе может быть поздно.
Я бы никаких денег не пожалела, но тот же доктор объяснил:
– У нас нет хирургов нужной квалификации, и сам за операцию такого уровня не возьмусь – не по силам… Знаешь, мне очень жаль твою девушку, она ж такая молодая, вся жизнь впереди. Есть у меня однокурсник, в Бауманской работает. Зовут его Борис Абрамович. Я с ним созвонюсь, договорюсь, чтоб осмотрел. И вы срочно катите туда. Если не возьмется он – не возьмется никто.
Через час мы с супругом уже везли Лену в Москву на своей машине.
Борис Абрамович взялся. Оперировать пришлось два раза – сначала под общим наркозом, потом – под местным обезболиванием. Когда мы уезжали, Лена еще не могла говорить, и хирург предупредил, что голос должен восстановиться, но для этого может потребоваться длительный период.
Где-то месяц спустя после возвращения стою я как-то у окна, смотрю на играющих во дворе ребятишек, думаю невеселые думы. А Леночка подошла ко мне сзади, погладила по голове и тихо-тихо прошептала: «Мамочка…». Со временем к ней вернулся голос, только стал намного ниже.
Университет Лена окончила с отличием, работает детским врачом, сейчас уже завотделением. На работе ее уважают очень, ценят. Вот только с личной жизнью у неё не сложилось. Сколько лет прошло, как Антона нет, а она – одна. Многие пытались за ней ухаживать, но ей не нужен никто. Несколько лет назад начала в храм ходить, сначала изредка, а сейчас ни одну службу не пропускает, если только не на дежурстве. Надеялась, что она в церкви познакомится с кем, но пока мои мечты не сбылись. Бывает, скажу ей:
– Дочка, ну что ты ходишь только в храм да из храма, одеваешься в темное, как монашка? Сходила бы в кино, в театр, на дискотеку.
Она отшучивается:
– Мам, ну какая дискотека! Мне за тридцать давно, я уже старенькая – по танцулькам бегать…
***
На протяжении ее бесхитростного рассказа я не произнес ни слова. Да и по окончании – что я мог ей сказать поучительного, назидательного, чего бы она сама не знала, не передумала?
Пошутил, может, и неловко:
– Мамка, да что такое 30 лет? Вот привезешь ты своей Леночке эту кофточку, выйдет она в ней на улицу. Встретит ее хороший парень – красивую, нарядную. И влюбится с первого взгляда. Может такое случиться?
И собеседница сквозь слёзы улыбнулась:
– Может…
***
Проводница ушла к себе. Тронула женщина своим рассказом какую-то струну моей души, и она отозвалась эхом воспоминаний. Ведь со мной случалось, происходило похожее. Вспоминал, как в девятом в наш класс пришла новенькая. Как она вошла, я увидел незнакомую красавицу и замер. И в голове мелькнула мысль: «Эта девушка – моя. Я ее никому не отдам!»
Мы дружили два года, до выпускного. Ссорились, мирились. Танцевали на школьных вечерах. На моих проводах на службу ее не было – она училась далеко-далеко. Помню, как, вернувшись после армии, на минуту заскочив домой, не поев, наскоро переодевшись в гражданскую одежду, помчался к ее дому. Когда подошел к калитке, сердце забилось со страшной силой, меня заколотило всего от радости и волнения. Вот там и тогда, в этом месте, в этот миг, решалась моя судьба. Все остальное – институты, работы, выбор профессии и прочее – было вторично, третьестепенно, незначительно.
Я помню, как мы шли с последнего сеанса кино, взявшись за руки, по ночному городку, и как громко пел нам соловей в сирени у речки. Он и сейчас заливается там каждый год по весне. И мы, уже бабушка и дедушка, иногда выходим майской ночью на крыльцо послушать его…
***
Вот и моя станция. Я вышел на перрон, прошагал мимо памятника Калинину, стоящему у вокзала, к железнодорожному мосту. Оглянулся. Стоящая возле вагона проводница встретилась со мной взглядом и помахала на прощание поднятой рукой, как давнему знакомому.
Валерий Серяков
28 августа 2020 г.
Источник: pravoslavie.ru
